Верить в то, что самое страшное событие в твоей жизни — всего лишь испытание на пути к покою и счастью, периодически осознавая ложность беспочвенных надежд.
Или жить в ощущении непоправимого в свей реалистичности кошмара, который преследует тебя и только тебя, пытаясь на время забыться в других смыслах, перегружая своё восприятие жизни всеми возможными способами…
Блог
Предложение
Он стремительно, почти бегом выскочил из дверей отеля, сел в припаркованную рядом машину и, стартанув, умчался. Она выбежала на дорогу в заветренную темноту чуть позже, когда машина уже сворачивала за угол, взмахнув руками в бессмысленной попытке остановить, и тут же безжизненно их уронив. Густая копна волос мешала вглядываться в стремлении увидеть то, что изменит.
Дав волосам развеваться по ветру одним потоком, запахнув кофту и придерживая её руками на плечах, она медленно пошла обратно.
Пройдя по холлу мимо наблюдавшего за этим эпизодом мужчины средних лет с газетой в руках, она зашла за стойку администратора и села.
Мужчина отложил газету, поднялся и, двигаясь медленно и упруго, подошёл к стойке. Опёршись ладонями о стойку, пристально посмотрел в её глаза.
— Больно? — спросил он с интонациями, как будто они очень давно были знакомы. Она кивнула, стараясь не показывать, что сейчас может расплакаться.
— Вот и у меня так же, — он помолчал, давая возможность атмосфере заполнить пространство. — Давайте займёмся сексом, уверяю, станет легче — я помогу вам, а вы поможете мне.
Было видно, его предложение ввело её в недоумение, и кроме боли в глазах появилось ещё что-то.
— Я проживаю в номере 223, когда сможете отойти с рабочего места — приходите, я буду ждать.
Он оттолкнулся руками от стойки, развернулся и двинулся к коридору. Вслед она не смотрела…
Алкоголизм
Сколько о нём было написано, и сколько будет написано. Процесс управления, подчинения, удовольствия и страдания. Когда ты пьян, тебе хорошо, если стало плохо, можно догнаться — станет опять хорошо, и не важно, что ты недееспособен, ведь ты об этом не знаешь — ты умён и успешен. Ты в это веришь. Легко знакомишься, непринуждённо общаешься, у тебя нет комплексов, всё получается. В МОМЕНТЕ. А на более длинном отрезке жизни, ты медленно и верно двигаешься вниз. Правда, как написано выше, ты этого не замечаешь.
Парадокс
Многие из нас мечтают быть свободными. Делать то, что нравится, ехать туда, куда хочется, и когда хочется. Быть счастливыми и дарить это счастье другим. И, стараясь достичь этой свободы, делают всё возможное, чтобы эту самую «свободу» ограничить. А начинается это в начале жизненного пути. Тебе говорят: «Хочешь быть свободным — заслужи», сделай для этого что-нибудь полезное. Например: «Нужно выучиться в хорошем институте, чтобы найти хорошую работу, чтобы зарабатывать много денег, чтобы иметь свободу в приобретении, в передвижении»….
И, как итог выполнения поставленной задачи «заработать свободу», твоё время расписано по минутам, в твоих сутках 25 часов, ты востребован, и у тебя есть какие-то средства, а свободы ты имеешь меньше, чем заключённый в тюрьме. Мало «хочу», и много «надо». Ты не принадлежишь собственным желаниям, ты принадлежишь неким посторонним процессам…
Взаимность
Меня лишили свободы, заточив в клетку, какие-то злобные, хищные существа. Что же они хотят сделать со мной? Наверное, наиздевавшись всласть, они меня убьют и съедят.
Их трое, судя по всему две самочки и самец, они различаются по размеру, громкости и запаху. Cамое большое — самец. Он же и самый громкий, с резким запахом горелой травы, почти не появляется. То, что чуть поменьше — самочка. Появляется чаще. Она приносит несвежую еду и изредка убирает, её запах заглушает всё, это настоящая пытка: у меня кружится голова, слезятся глаза, тошнит, этим воняет еда, которую оно приносит, и опилки, которые она меняет. Запах нечистот в тысячу раз лучше…
Лучше всего пахнет самая маленькая — молодая самочка, но она же является источником самых изощрённых пыток и издевательств. Когда она нависает над решётчатой крышей, я цепенею от безысходного ощущения абсолютной беззащитности перед этим существом. Могу даже обмочится, в такие мгновения тело не слушается меня. Она больно тыкает мне в нос разными предметами, сжимает своими огромными конечностями, перемалывая кости и сдавливая внутренности, стараясь причинить как можно больше боли и страданий, пытается накормить тем, что нельзя есть, привязывает ко мне приносящие неудобство приспособления…
Я подолгу сплю в своих испражнениях, белые пятна шубки желтеют, мех перестаёт лосниться и плохо пахнет. Очень сложно поддерживать собственную чистоту в подобных условиях.
Я верю, наступит то время, когда маятник качнётся в другую сторону, и я буду вершить их судьбы, когда я буду ломать их кости, рвать их плоть, когтями и зубами, уворачиваясь от тугих струй горячей крови, до тех пор, пока они все не затихнут в мёртвом оцепенении. Я буду терпелива. В терпении моя сила.
НУЖНО ТОЛЬКО ДОЖДАТЬСЯ УДОБНОГО МОМЕНТА…
— Мама, какая у нас красивая, добрая, ласковая морская свинка, — девочка лет 5 вилась вокруг мамы, вся светясь от нежности и счастья, — я её очень люблю.
— И она, доченька, тебя очень, очень любит.
P.S. Ощущения животного адаптированы описанием под человеческое восприятие, возможны некоторые неточности и искажения.
Дороги которые нам выбирают
Иногда важно остановиться и ничего не делать. Даже, если при этом ты что-то теряешь, или скорее не приобретаешь.
Остановиться, «оглядеться» и «прислушаться». Когда ты движешься в потоке жизни, остановка — это всегда упущенные возможности. В погоне за возможностями забываешь ощутить, понять, определить, твоё ли «место» то, где ты находишься?
А может быть уже пора идти обратно и начать всё заново?
Предопределённость (видения)
Эти видения приходили ко мне много много раз.
Ночь. Скрип, а потом грохот распахнутой двери соседней комнаты. Шум падающего тела. Слабый, утопающий в рвотных массах, голос. Призывает, молит… Вскакиваю с кровати, бросаюсь на помощь. Ей больно, ей плохо, ей очень страшно. Она чувствует приближение смерти.
Неизбежность всегда ужасна. Я пытаюсь помочь, придерживая её за голову, стараясь не обращать внимание на перепачкавшую меня кровь, смешанную с содержимым её желудка. Внезапно она хрипит, выгибается и замирает в каком-то неестественном положении. Всё, конец — я чувствую это, но не хочу в это верить. Я пытаюсь её оживить, делая то, что подсказывает, подгоняемый паникой потери, мозг. Потом звоню, приезжают люди, мне всё объясняют, её увозят. Одиночество, забвения. Я проживаю это много раз. Это всё ко мне приходит во сне повторяющимися эпизодами, дающими возможность изучить каждую деталь. Я верю, так будет, судьбу не изменишь, и живу в страхе неизбежного, прокручивая картинки наяву, как будто пытаясь найти несоответствие…
Привычную нить мыслей прерывает навязчивая мелодия дешёвого телефона.
— Слушаю вас, — замираю в ожидании. Бесстрастный, почти металлический женский голос, узнав мои данные, просит приехать на опознание, часть слов как в тумане: ДТП, морг… Не верю, но сомнений быть не может: марка машины, район аварии, паспорт… это она…
Боженька, я ведь знал что машина неисправна, и всё равно разрешил…
Но как? Я ведь знал, КАК это случится. Это какая-то ошибка. Мне показывали…, предопределение… Что же произошло? Что же…?
Люди
Идущие навстречу люди излучают добро и свет. Они все друзья. Они хорошие. Мальчишки показывают что-то пальцами, смеются, кричат: «дурачок, дебилоид», разговаривают как я, пытаются повторить мои движения, они играют со мной. Улыбаюсь им в ответ. На душе хорошо и спокойно. Люди добрые, их нужно слушать. Пойду к булочной, там хорошо пахнущие тёти меня угостят…
Лениво курившие рядом со служебным выходом два сотрудника продуктового магазина смотрели вслед на удаляющуюся, как будто приставными шагами, помогающую себе идти взмахами постоянно скрюченных рук, несуразную фигуру.
— Местный дурачок, — сказал один другому, — с детства вижу, как он здесь ходит. Как будто замороженный, не меняется. Я вон уже успел поседеть, а он всё такой же.
— А я бы таких уничтожал ещё при рождении. Один укол — и всё, — лениво отвечал ему другой.
— Гуманизм, мать его…, для нормальных людей ресурсов не хватает.
— Только зря переводят продукты, такие всё равно ни черта полезного не в состоянии делать.
Окурки шлёпнулись, в лужицу у бордюра, один за другим, зашипев, отдавая энергию воде, теряясь в общей массе валяющихся рядом…
Бомж (параллельные миры)
Трясясь в маршрутке в плотном потоке машин по дороге на работу, глядела в окно мимо громадин жилых домов и торговых центров, лениво перепутывая мысли, погружающие в покачивающую дрёму: нужно зайти в ателье — забрать платье; решить, где с мужем отмечать Новый Год; поступление детей; закончить и сдать квартальную работу и корм нужно…,глаза, один за другим, незаметно закрываются, слипаются, голова склонившись на грудь, наконец, находит положение в котором можно уснуть…
Очнулась я от подступающего холода и пугающей неожиданной тишины. Я сижу на обшарпанной, холодной деревянной скамейке, на автобусной остановке. Вокруг грязные, ноздреватые сугробы в плевках харкотины, обильно обсыпанные столбиками окурков. Дальше чернеют какие-то полуразвалившиеся хибары. Вокруг никого.
— Что со мной?
— Где я?
— Я ещё сплю?
Где-то недалеко перекликаются собаки, пахнет дымом берёзовых дров. Приходя в себя, пытаюсь анализировать происходящее: одежда на мне явно не моя, какая-то грязная синтепоновая куртка бледно-синего цвета. Засунув руки в карманы, нащупываю мелочь и несколько продолговатых прямоугольных предметов: жёлтая зажигалка kriket, полупустая пачка сигарет bond.
— Я же не курю… Или курю?
К горлу, от попытки понять непонятное, подступает тревожная тошнота. Тёплые рейтузы с дыркой на коленке, обшарпанные сапоги.
— Как же я выгляжу?
— Мамочки, это не я, это не со мной!
Ощущение ужаса дополняет ощупывание не очень чистых волос с непонятной причёской и вид свалившейся на землю, вязанной шапки со свалявшимися катышками.
— Мне нужно найти зеркало, мне нужно найти кого-то, кто мне расскажет где я, — наперебой, мешая друг другу, вклиниваясь в густую патоку ужаса, приходят мысли.
Слева слышится поскрипывающая о снег поступь и тяжёлое дыхание. Облегчение — люди. Сейчас всё прояснится.
— Зинка, сучка, вот ты где, я задолбался тебя искать!
Хриплый каркающий голос принадлежит невысокому плотно сбитому мужчине, в валенках с калошами и телогрейке. Сальные, зачёсанные назад, редкие волосы и прокуренные, жёлтые, местами чёрные, обкрошенные зубы. Кроме меня он не может ни к кому обращаться, вокруг никого нет.
— Но я не Зина, я Инна.
«Инна, Инна, Зина, Инна, Зина…» — застучало где-то в висках. Мир вокруг пошатнулся и поплыл, стирая краски и звуки, и я почти с облегчением поплыла вместе с ним в зону безмолвного забытья и покоя — только бы уйти от осознания той кошмарной реальности, которую я так явственно ощутила.
Дороги которые нам выбирают (голоса)
— Не ходи туда, это плохо, грязь разврат, много алкоголя, могут что-то подмешать, например наркотики, а потом…, доступные женщины могут чем-то заразить, могут избить или ограбить…
— Так всю жизнь ботаником и проживёшь, ты ведь этого хочешь, ты же об этом мечтаешь, залезая в интернет или просматривая красочные фильмы, идентифицируя себя с главными героями.
— Страшно, незнакомая атмосфера, незнакомые люди, как я буду с ними…
— А ты выпей, тревога и уйдёт, окунёшься в море музыки, света, мир возбуждающих изгибов, манящий своими изменениями в плотном облаке одурманивающих запахов.
— А вдруг всё таки со мной что-то произойдёт?
— Что может произойти, сотни людей туда ходят каждую ночь и ничего… И потом, там охрана есть…
— Страшно знакомиться… Страшно общаться…
— Там всё легко, там всё просто, само всё случится…