Собственно, думать было уже не о чем. Одни и те же мысли вращались по кругу, ударяясь о стенки внутреннего пространства головы. Выхода не было. Колосcальный убыток в результате курсовых разниц по предприятию рисовал смутное и тревожное будущее. Судебные процессы, распад семьи, нищенское существование – все эти образы наполняли желудок липкой тревогой, переходящей в тошноту ближе к основанию языка. Отяжелевшая от постоянной работы вхолостую голова воспринимала окружающий мир как будто из аквариума. И в этот аквариум сквозь шум улицы начала пробиваться какая-то речь:
– Парень ты хороший. Много ты для людей делаешь, мало обратно возвращается.
Цыганка. Я оглянулся. Да, действительно – цветастое платье, шерстяной платок, неопределённый возраст от 50 и в бесконечность:
– Дай, бабушке, на хлеб.
Пока я соображал тугой головой, она оказалась возле меня:
– Хочешь, погадаю, правду тебе расскажу, ничего не утаю, денег с тебя не возьму?
Тугая голова начала давать телу указание уходить прочь.
– Парень ты хороший, только в бизнесе тебе не везёт.
Стоп. Да ведь это про меня!
– Хочешь, я назову тебе имя мужчины, от которого идет опасность, – продолжала вещать цыганка.
В голове пошёл быстрый перебор возможных источников зла. Партнёр,ну конечно же, он. Его решения и действия за последний период завели нас в этот кошмар. Да и верить я ему давно уже перестал. Давно бы уже прекратил взаимоотношения, да боялся сделать хуже. А вдруг поможет?
Я поднял глаза на цыганку, одновременно сделав движение навстречу.
– Деньги вынь и сожми в кулак, чтоб счастье тебе было, а я молитву прочту.
Рука потянулась к карману и достала сторублёвую купюру.
– Мелочь к слезам, к горю, – послышалось из-за спины справа, – крупные деньги возьми, не обманем.
И я, краем глаза, увидел ещё подошедшую цыганку. Дальнейший процесс сознание отслеживало эпизодически. Они говорили одновременно, перегружая и без того тугую голову: требуя, уговаривая, предрекая, угрожая, умоляя, монотонно коверкая слова. Я передавал купюры для необходимого обряда в обмен на выдранный у меня волос, который нельзя оставлять у чужих людей, потому что «горе будет», и так далее, и тому подобное…
Очнулся я, когда цыганки с моими купюрами, уже втроём, отошли метров на пятьдесят. Ощущение досады резко оборвало состояние оцепенения. Я бросился вдогонку и, быстро нагнав, попытался схватить одну из уходивших. С разных сторон раздались крики: «Не тронь её, плохо тебе будет, горе на себя навлечёшь!» Привлечённые шумом, на нас начали оглядываться люди. Понимание, как я буду выглядеть в глазах этих людей, выкручивая руки пожилой женщине, заставило остановиться и прекратить преследование.
На всякого мудреца…