Мимо, по коридору сновали полицейские. Его улыбка, сидящего в наручниках за решёткой, была как будто из другого мира. «Я выдержу, ради нас я всё выдержу, постоянно твердил он про себя», — возьму всё на себя, я верю, она спасёт меня, я люблю её.
«Ну вот, слава богу, пограничный контроль пройден, какая я молодец. Ещё немного, и я буду высоко в небе, свободная и обеспеченная. С этим дурачком только не очень хорошо получилось, но это всё мелочи, главное — у меня всё сложилось». Но тут же резануло тоскливой болью:
«Ну зачем я себя обманываю, ведь всё не так, меня не схватили потому, что он не признался, он пожертвовал собой. И если я в безопасности, то только благодаря ему.
А ведь он умрёт, мучительно умрёт. За то, что мы сделали, в живых не оставляют.
Какая же я дрянь, ведь я же всё знала, что так будет.
Совсем недавно я мечтала найти близкого, верного, который полюбит, которого полюблю. Чудо случилось, он появился, он пока есть, а я предала и продала».
Из горла, против воли, вырвалось рыдание. Стоящий на посадку рядом мужчина, покосился.
«Так, всё, беру себя в руки. Всё равно уже ничего не изменить, нужно забыть, как можно скорей забыть».
Он умирал в тюремной больнице, мучительно и долго. В камере ему переломали всё, что можно, бездушно и методично, выпытывая где она, и где то, что они взяли. А он молчал, невольно вызывая уважение видавших виды, издевавшихся над ним сокамерников, продолжая верить. И даже почувствовав нарастающим страхом приближающуюся смерть, он продолжал держаться за едва теплившееся в нём чувство нежной близости.
