Между тем, что человек декларирует о себе, и тем, что испытывает, на самом деле есть большая разница.
К сожалению, большинство людей опрометчиво опирается только на внешние признаки. И когда в жизни происходит что то страшное…, иной внешне убивается, а внутри относительное спокойствие, а иной внешне спокоен (даже цинично весел), а внутри — всё на разрыв.
Эмоциональное мнение о человеке возникает быстро (автоматически), но соответствует ли оно действительному положению дел?
И в процессе знакомства — та же сложность . Когда мы видим другого человека впервые, мы получаем информацию, основываясь на внешней картинке (вот почему аферисты успешны, а люди без навыков саморекламы, но с глубоким внутренним миром — нет). «По одежке встречают, по уму провожают» — очень старая пословица с глубоким смыслом.
Интрига в том , что при неудачной встрече продолжения не бывает и возможность оценить ум отсутствует .
С наступлением холодов ощущение одиночества становится отчётливее, словно помеха, размыто живущаяя внутри, ранее растворённая в тепле и свете поры цветения, обретает свои очертания, и давление становится болью. И тут уж до отчаянного стремления прислониться к чему-то, что даст передышку, хотя бы на время, невзирая на здравый смысл и расчёты. К тому, что обволакивающим теплом заглушит и наполнит тем, на чём можно взрастить надежду на бесконечное в своей иллюзорной красоте будущее, отодвинув за пределы восприятия неизбежную ограниченность во времени.
Он получил всё, что хотел. Он избавился от того, что мешало.
Злиться на источники дискомфорта было глупо, но я не мог ничего с собой поделать. Дааа… не так я представлял «счастливую семейную жизнь». Хотя меня не особо-то спрашивали, навалили кучу… Особенно доставали дети. На старшего наорёшь, и какое-то время он не подходит, а младший постоянно лезет и мешает, чем бы я ни занимался. Только откроешь планшет, он тут как тут, лезет, всё трогает, вроде прикольный, но только первые 30 секунд. Бить и наказывать бесполезно, становится только хуже, он начинает орать.
Жена — отдельная тема, когда смотрю на её лишённое эмоций туповатое лицо, поднимающаяся из глубины ярость не даёт возможности нормально с ней разговаривать. Как я мог когда-то хотеть эту дуру? Когда я ей говорю: «Займи чем-то детей, они мне мешают», — она только делает вид восприятия, занимает их недолго, потом всё начинается снова. Разговаривать с ней вообще бесполезно, она ничего не понимает. Тупое создание…
Самое жуткое оставаться одному с детьми. Нереальная мука. Последний раз я думал убью обоих, я так на них орал, что самому стало стыдно, я же не садист. Младший притих и забился в угол, а старший не смог сдержаться и стал скулить, как щенок. Вообще он редко плачет, только когда очень страшно. Волчонок. Будь он другой, может я и любил бы его, а так он вызывает только раздражение. Когда с детьми один на один, с ними можно делать всё, что угодно, всё равно никто ничего не узнает. И я нашёл выход — нужно сильно напугать, наказав, а потом посадить перед телевизором, предупредив, что если ещё один звук — убью, тогда они меня какое время не достают.
Семейка жены — отдельная тема. Да что говорить, не хочу иметь дело ни с ней, ни её сраными детьми, ни с её убогой семейкой. Неприятно, конечно, что скажут другие: «…бла, бла, бла, бросил жену с двумя детьми, зачем заводили, бла, бла, бла…», — но я же не к другой ухожу, я просто не хочу жить с этими людьми. И потом, я свою часть работы делаю хорошо, это она не справляется, хотела бы сохранить семью, могла бы поднять задницу и что нибудь сделать для меня. Почему я должен мучиться и ради кого? Пошли они все на… твари, мрази, зае….
Хотя, когда падаешь на самое дно, многие вещи упрощаются. Не нужно к чему-то стремиться, не важно, как ты выглядишь, наплевать, что вокруг. Ты живёшь сообразно истерзанному внутреннему миру. Экономится куча энергии. Тебе нужно найти еду и место для сна. Остальное не так уж и важно.
Эти идиоты с дорогими игрушками не понимают, что смерть всех уравняет. И когда будем подыхать, неизвестно кому легче, им, заранее узнавшим о болезни и пытающимся купить немножечко мучительного времени у шарлатана по имени медицина, или мне, у которого нет никакой поддержки и надежды. «Идущие на смерть приветствуют тебя». Может быть не так красиво, в сладковатом смраде отмирающей плоти и зловонных испражнений, зато быстро.
Но женщины, это то, что заставляет стиснув тисками грудь, сдавливать в кулаке сердце, до такой степени, что желеобразная масса выдавливается между пальцев. Увидев силуэт, или почувствовав запах духов, или услышав голос, я начинаю мечтать о прикосновениях лёгких и обволакивающих, дающих возможность раздвинув плёнку отчуждения, нырнуть с головой в ощущения, которые невозможно забыть, и которые живут в тебе бесконечно долго, периодически всплывая мучительной сладостью, жестоко нарушая привычный уклад и оставляя гнетущую пустоту, которую может закрыть только повторив. Или, на время — залив спиртным, испытывая ощущения счастья от потерянной боли вначале, и страшась выйти из алкогольного тумана потом, зная, что будет ещё хуже, ещё больнее.
Сегодня понедельник. Господи, как же не хочется выходить из дома.
Нет, будь там для меня что-нибудь хорошее, наверное, я бы туда стремился, но меня там ничего хорошего не ожидает. Шум, гам, толчея, суета, пробки, аварии, катастрофы, маньяки, маньячки, бешеные животные, подлецы-чиновники, обманщики-продавцы, врачи-убийцы и полчища, несметные полчища жутких насекомых, разносчиков заразы. Мухи, тараканы, клещи, оводы, слепни, комары, пчёлы, бррр.
Кошмары начинаются сразу за порогом. Их, конечно, хватает и в квартире, но в квартире я научился с ними справляться. Первая дилемма: лифт или лестница, интересно, что ближе вашему сердцу, читатель? Трос может оборваться, и лифт может упасть. Прищемить может руку или ногу. Опять же, неисправная автоматика, в Дмитрове недавно женщина скончалась то ли от потери крови, то ли болевого шока – бросилась за вошедшим в лифт ребёнком, а двери-то и захлопнулись… Подстерегающий на этаже маньяк, войдёт и окажется с тобой в закрытом пространстве, вариантов ЧТО он может сделать множество… Ну и самое банальное, лифт может сломаться, и застрять, и мне не хватит воздуха, или мне покажется, что не хватит, я испугаюсь, подумаю что умираю, и упаду в обморок. Приедут ремонтники, вызовут скорую. Страшно подумать, ЧТО могут сделать врачи, начиная от заражённых инструментов, заканчивая паталогическими наклонностями (каждый врач в душе – убийца).
А если лестница? Ведь её могут вымыть, и она станет скользкой, и я подскользнусь, упаду и ударюсь позвоночником… Без движения остаток жизни. Или встречусь с соседом, спортсменом, поднимающимся с огромным догом, разойтись будет невозможно, собака, защищая хозяина, покусает меня, и я умру. Или гопники, обитающие между этажей, в пьяном угаре, пристанут ко мне…
И это я описал всего лишь первые мгновения за пределами привычной обстановки. А дальше – улица, дорожное движение, люди, общение, работа…
— Я сам, я сам! — Вить, ну что ты можешь сделать сам? — Подтянутый мужчина в спортивном костюме лет 30-35, нависая над сидящим малышом лет 5-6, приводил в чувство сломанную игрушку. —Ты пока ещё ноль без палочки. Сколько раз говорил тебе, не получается — подойди, спроси, любая работа должна быть сделана хорошо, а для этого нужно иметь чуть чуть мозгов, чего у тебя пока явно нет.
Приблизительно то же время, но другой район города.
Развал в комнате был полнейший, игрушки были раскиданы как будто в середине комнаты был эпицентр взрыва. Виновник и создатель — крупный мальчик шести лет сидел в дальнем углу, приделывая голову динозавра к безголовой фигурке рейнджера. Стоящие в проходе родители мальчика умильно улыбались: — Сёмочка какой ты у нас молодец, такой маленький, а уже такой умница! Что ты там делаешь? Как здорово, как талантливо, мы бы до такого не додумались…
Прошло лет 25-30.
— Семён Петрович вызывали? — Сквозь образовавшуюся в дверном проёме щель протиснулся взьерошенный мужчина в костюме, неопределённого возраста, с нервным лицом.
— Да, Виктор, проходите, присаживайтесь, — показывая сидение напротив из-за массивного дубогого стола вылез уже начавший полнеть от недостатка движений крупный мужчина.
— Чаю или кофе хотите, или, может, чего покрепче? — Хозяин кабинета демонстрировал уважение к пришедшему. — Есть работа, с которой справитесь только вы. Сроки — две недели. Когда я вернусь из отпуска хочу видеть на своём столе результаты.
— Семён Петрович у меня дел под завязку, я уже два года не был в отпуске, и потом, вы же знаете, ну не буду я брать то, что не смогу выполнить.
— Знаю, поэтому вас и вызвал. Приоритет данной работы не обсуждается, всё лишнее перебросите на других. Финансово вас не обижу. Так что считаю вопрос решённым.
……………………………………………………
— И на прощанье хочу вас поблагодарить, Виктор, из всего многочисленного коллектива вы — единственный, на кого я могу возложить столь серьёзную работу, при этом уйдя в отпуск. Я никому не говорю подобных вещей, но вам я доверяю больше чем себе…
Особенно мучительно видеть то, что так необходимо в данный момент, то, что рядом, только протяни руку, и возьми, но всё это не твоё, и потому недоступно.
Даже если это ОЧЕНЬ, ОЧЕНЬ нужно. Это сводит с ума. Когда шлёпаешь по ночным улицам мимо сверкающих витрин и светящихся теплом домашнего уюта окон квартир, и чувствуешь голод, высасывающий тебя изнутри, и холодные, издающие характерное хлюпание, мокрые ноги. Показать полностью..
С голодом разобраться попроще, в городе всегда можно найти что натолкать себе в брюхо. Может быть не очень вкусно, но сосущее ощущение пустоты притупляется, сменяясь тяжестью насыщения.
А вот ноги в мокрой обуви — это медленная нескончаемая пытка. Увидев погоду, ты уже знаешь что будет. И поначалу ты стараешься сберечь сухость, как залог комфорта. Но время и условия делают своё дело — там забылся, и шов обмакнул в воду, а там неудачно рассчитал глубину лужи и, прыгнув, оказался по щиколотку. И удобство тут же сменяется бесформенной хлюпающей помехой.
То ли дело босиком, летом, в счастливом, ещё не знающем продолжения детстве…
И ведь сухие квартиры с горячими батареями рядом. Физически ощущаю себя в ванной, снимающим разбухшую обувь и ставшие как оковы, плохо пахнущие носки. До приятных судорог ощущение чистоты, когда их моешь с мылом, предвкушая как завтра их наденешь свежими, хорошо пахнущими, ещё сохранившими тепло батареи.
Но меня никто не пустит. Я никому не нужен.
Люди, дай Бог вам никогда не оказаться в моей шкуре.
Всегда проще придумать оправдания, чем сделать реальные действия, способствующие изменениям в жизни.
Вместо того, чтобы признать: «У меня нет личной жизни, мне срочно нужно получить навыки знакомства и общения», и знакомиться, знакомиться, знакомиться, мы говорим себе: «Да что на них время тратить, они какие-то стрёмные, разговаривать с ними не о чем, с моим-то уровнем интеллекта. Посижу я лучше за компьютером, больше пользы и удовольствия»
Мало кто может решить: «Я мало зарабатываю, нужно что-то делать по-другому, менять работу, получать новую профессию, выстраивать новые взаимоотношения с коллегами и руководством» и пробовать, пробовать, пробовать. Легче думать: «Вокруг — беспринципные уроды, выскочки. Конечно, если спать с начальником, воровать деньги или быть чьим-то родственником, тогда и деньги пойдут. Лучше я останусь бедным, но со своими принципами».
Делать страшно, больно, неудобно. А придумывать оправдания…
Сколько он себя помнил, он постоянно проводил время в дороге. Сначала – в детский сад, потом – в школу на другом конце городка, в котором жил с мамой и младшей сестрой. И, наконец, – в институт. Дорога в институт занимала больше трёх часов: пешком до электрички, на электричке и от вокзала пешком до института, благо институт находился рядом с вокзалом. Первые навыки аскетизма при перенесении лишений.
Мама, которая для него была всем, постоянно говорила: – Учись, сынок, старайся, и всё приложится.
Он и старался, больше всего на свете боясь огорчить её. Когда это случалось, она не повышала голос, не билась в истерике, она молча садилась в угол и тихо там плакала, и от этого становилось ещё больнее.
Первые сомнения в правильности того, что он делает зародились ещё в институте. Одногрупники его сторонились, а девушки, особенно те, которые ему больше нравились, откровенно подхихикивали над его внешним видом, одеждой, манерой держаться. В их представлении он явно был чудиком. Собственно, он и старался поддерживать этот имидж. Всё таки лучше, когда над тобой смеются, а не издеваются и унижают.
– Важно то, что у тебя в голове, сынок. Для мужчины одежда и внешний вид – не главное. Старайся, и всё у тебя будет. – Голос мамы в голове, уже переросший в жизненную позицию.
Но уж очень хотелось дружить с девушками, с момента его созревания и заочного знакомства по журналам, фотографиям, видео. До ломоты в суставах хотелось обладать этими гибкими сочетаниями упругих окружностей, видеть рядом влажную яркость губ, погружаться в глубокую бездну меняющих настроение глаз, слышать вызывающий трепет голос.
Однако, силён был заложенный мамой стержень. Периодически возникающие желания приходилось неловко комкать, сминать и задевая, иногда больно, стенки внутреннего мира задвигать в угол. Именно тогда он научился уходить в то, что у него получалось лучше: в учёбу, потом в работу. Спасение и отдушина, если ты в чём-то лучший.
Ну а то, что не получается… можно же и без этого прожить. Время придёт, я приложу усилия, и всё будет. Что нравиться девушкам?
Умение танцевать? – Я научусь. Умение играть на гитаре? – Я научусь. Я научусь, я научусь…
Просто, ещё не встретилась та, которая меня оценит таким, какой я есть, которая увидит мой внутренний мир. «Мужчина должен быть скромным», «блестят лишь дешёвые подделки», «важен богатый внутренний мир», «кому нужно, тот оценит» – всплывали догмы. Логика в мозгах образованного человека… Всегда можно себе объяснить то, что нужно.
Шли годы, вместе с ними двигалась жизнь, что-то менялось, а что-то нет. Он купил квартиру, защитил кандидатскую. В своей среде он был уважаемым человеком, специалистом, мнение которого весомо стоило… Это поддерживало, но не радовало. Денег он зарабатывал не много, да и в деньгах ли счастье.
Мечты, конечно, остались, но рассудок уже вносил в красивые, яркие картинки тёмные разводы тревожной правды. Вряд ли в его жизни случится что-то кардинальное, привык он уже к холостяцкой жизни. Дети его раздражали, своей нелогичной непредсказуемостью, а совместное круглосуточное нахождение с женщиной в одном помещении, откровенно приводило в ужас: как же с ней спать в одной кровати, вдруг живот начнёт пучить или храпеть начну, или она…, а запахи – это же всё напряжно и стыдно. То ли дело, когда один – можно себе позволить всё, что угодно.
Но яркие мечты, несмотря на их объективную фантастичность, оставались. В них он, вступая в отношения с прекрасными женщинами, совершал различные подвиги, что вызывало у его избранниц или чувство благодарности, или восхищения. Образ жизни, конечно, кардинально отличался от теперешнего. В своих мечтах он умел красиво одеваться, ездил на дорогих мощных авто, легко знакомился с девушками, поддерживал отношения с несколькими одновременно, периодически кого-то, за что-то бросая, причём с мольбами и просьбами простить, со слезами, валянием в ногах и угрозами о самоубийстве. В общем, в своих мечтах он был красив, силён, немногословен, уважаем, любим и удачлив.
А в реальной жизни… В реальной жизни было достаточно положительных сторон. И почему обязательно должен быть шаблонный результат? Каждый подстраивается как может. Кто-то становится звездой, получая любовь и признание миллионов поклонников, а кто-то тянет лямку там, где тянет, и кто из них счастливее?..
P.S. Выкорчёвывать вековые пни тяжелее, чем прореживать молодую поросль. И, наверное, не всегда это нужно…
Жизнь в нестабильном обществе довольно сложна. Большое количество людей несут в себе следы психологических травм.
И это не обязательно события, случавшиеся в их жизни. Травматический опыт мог быть у их родителей, или у родителей родителей. Большие потрясения порой травмируют психику целого поколения. И затухают эти травмы только через несколько поколений.
Голодавшие люди относятся к еде со страхом потери (прячут еду, делают запасы, доедают подтухшее), следующее поколение — с трепетом (доедают то, что положили на тарелку, наказывают детей, если те балуются с едой, заставляют доедать, делают запасы), следующее — с уважением, следующее — спокойно или пренебрежительно (едят, сколько хотят, оставляя лишнее на тарелке, выбрасывают просроченную или невкусную еду).
Первая мировая война, революция, гражданская война, вторая мировая война, перестройка. За 100 с лишним лет 5 глобальных катастроф, каждая из которых делалала покойниками лучших, а остальных травмировала на несколько поколений вперёд. Люди, несущие в себе отпечатки боли и страданий, периодически выплёскивают эти эмоции на тех, кто находится рядом, компенсируя своё нестабильное состояние.
И только ты достиг гармонии и пытаешься спокойно и ровно двигаться по жизни, как кто-то из окружающих, в самый неподходящий (незащищённый) момент, выливает на тебя потоки негативных эмоций, по, объективно, пустяковому поводу. И, чем ближе человек, тем сложнее защищаться. Даже если ты умеешь с этим работать, это всё равно нагрузка. И это может происходить с разных сторон. А если нагрузка становится перегрузкой, то срываешься уже ты. Или не срываешься, но покоя уже нет.
Так и перекатываются тяжёлые волны страданий и боли по морю человеческих судеб.
, что человек декларирует о себе, и тем, что испытывает, на самом деле есть большая разница.
И в процессе знакомства — та же сложность . Когда мы видим другого человека впервые, мы получаем информацию, основываясь на внешней картинке (вот почему аферисты успешны, а люди без навыков саморекламы, но с глубоким внутренним миром — нет). «По одежке встречают, по уму провожают» — очень старая пословица с глубоким смыслом.
С наступлением холодов ощущение одиночества становится отчётливее, словно помеха, размыто живущаяя внутри, ранее растворённая в тепле и свете поры цветения, обретает свои очертания, и давление становится болью. И тут уж до отчаянного стремления прислониться к чему-то, что даст передышку, хотя бы на время, невзирая на здравый смысл и расчёты. К тому, что обволакивающим теплом заглушит и наполнит тем, на чём можно взрастить надежду на бесконечное в своей иллюзорной красоте будущее, отодвинув за пределы восприятия неизбежную ограниченность во времени.
Он получил всё, что хотел. Он избавился от того, что мешало.
Но женщины, это то, что заставляет стиснув тисками грудь, сдавливать в кулаке сердце, до такой степени, что желеобразная масса выдавливается между пальцев.
— Я сам, я сам!
Сколько он себя помнил, он постоянно проводил время в дороге. Сначала – в детский сад, потом – в школу на другом конце городка, в котором жил с мамой и младшей сестрой. И, наконец, – в институт. Дорога в институт занимала больше трёх часов: пешком до электрички, на электричке и от вокзала пешком до института, благо институт находился рядом с вокзалом. Первые навыки аскетизма при перенесении лишений.
